И трудно становится дышать.
Криком кричали женщины
…По станице расходились глухие разговоры, что в четырёх километрах от Нижнечирской, за Чиром, есть засыпанная яма. Будто бы в ней фашисты закопали расстрелянных ими станичников. С июля 1942 года за полтора месяца хозяйничанья оккупанты успели побить немало народу – где-то ведь запрятывали тела.
Разговоры дошли до Александры Шмелёвой. У неё в том же июле сгинул муж. Немцы увели его в комендатуру, и, как в воду канул. Стороной узнала, что убили мужа изверги. Решила пойти, поискать – вдруг там, в яме и лежит родненький. Хоть похоронить по-человечески, по-Божески. Опасно, конечно. Узнают немцы – убьют, не задумаются. А идти надо.
Место нашли быстро. Было оно приметно, выделялось желтизной среди зелёной травы. Принялись копать. На лица намотали платки – хоть немного утишить тяжёлый дух, пошедший из глубины. Сомнений в том, что это захоронение, уже не было.
Плакали и копали. Копали и плакали.
Странные находки пошли. Жуткие. Куклы, машинки, пароходики, зверушки. За ними – ложки, вилки, тарелки. И показались из земли трупы. Нет – трупики. Маленькие трупики детей. Трупики, трупики, трупики…
Они распростёрлись в самых разных позах, некоторые – вниз головой. Невероятным ужасом веяло от них.
Криком кричали женщины. Бежали прочь от страшного места, как от сатаны. Да ведь кто же и мог совершить такое, как не сатана?
К добрым дядям в Сталинград
Обо всё увиденном женщины рассказали специальной комиссии, которая расследовала злодеяния гитлеровцев в Сталинградской области. Советские войска вошли в Нижнечирскую 1 января 1943 года, начала работу и комиссия. Были записаны ещё показания кастелянши детского дома, располагавшегося в станице, Елены Донсковой. Она и поведала о людоедском преступлении.
1 сентября пришли два молодчика в немецкой форме, но чисто говорившие по-русски. Приказали собрать детей с вещами, их, дескать, отвезут в другой детдом. Кастелянша поинтересовалась, много ли еды давать им с собой. Молодчики ответили, что еда не потребуется, потому как ехать недалеко. И загоготали почему-то.
Тогда ещё что-то больно стукнуло в сердце женщины. Но того, что случилось потом, и подумать не могла.
На следующий день прибыли два грузовика. Вели их те самые молодчики, а с ними были ещё солдаты. Детей начали грузить в кузовы. Сначала всё шло гладко. Потом малыши начали кричать и плакать. Дети, наверное, куда острей чувствуют угрозу, чем взрослые. Их попытались уговорить, обещая, что повезут к добрым дядям в Сталинград. Но дети не унимались. Тогда их, как котят, принялись швырять в кузовы. Затянули брезентом, тронулись, поднимая пыль.
Уже была готова яма
Что было дальше, рассказал один из двоих водителей: некто Михаил Буланов. Он, вместе с эсэсовцами, оказался на скамье подсудимых в знаменитом Харьковском процессе 1943 года.
Как люди могли совершить такое? И можно ли их называть людьми после такого?
Михаил Буланов в своём последнем слове на процессе выдавил из себя, что глубоко осознал глубину своего падения, много пережил и просит дать ему возможность искупить свою вину.
Его повесили в компании с хозяевами на центральной площади Харькова. Сорок тысяч человек смотрели на их смерть. Молчали. Ненавидели. Если бы было можно, нелюдей вынули из петли и повесили бы снова. И снова. И ещё…
Тогда руки не дошли до обустройства детской могилы, ещё шла война. Потом надо было восстанавливать порушенное. А в 1953 году сюда пришли воды Цимлянского водохранилища, затопив и станицу, и предположительно место казни.
Сейчас его ищут добровольцы – краеведы, поисковики, неравнодушные люди. Найдут ли – Бог весть. Надо бы помочь людям – нельзя закапывать память.
Обсуждения закрыты для данной страницы